Повседневные дела помогают суданским женщинам не думать об пережитом ужасе нынешнего конфликта
Это стихийно возникшее поселение в приграничном городе Адре в Чаде, где проживают 12 тысяч человек, стало временным приютом для более чем 100 тысяч суданских беженцев. Почти 90% из них – женщины и дети, которые пешком перешли границу, спасаясь от жестокого насилия, охватившего их родной Дарфур вскоре после того, как 15 апреля 2023 г. в Судане вспыхнул конфликт.
Калтума – невысокая женщина с глубокими морщинами и белесоватыми от катаракты глазами. Ей пришлось приложить все свои силы, чтобы построить хижину, где она живет с внучками трех и пяти лет. Дочь Калтумы с двумя другими детьми каждый день уходит искать работу на окрестные поля. Каждое утро Калтума обходит Адре, стучится в двери домов и просит, чтобы ей дали какой-нибудь еды. Из всего собранного за день она готовит пищу для себя и внучек.
Жители Адре гостеприимно встретили беженцев, но Чад – одна из беднейших стран в мире с очень скудными ресурсами. «Количество людей, которые прибыли сюда практически без ничего, более чем в десять раз превышает численность местного населения. Представьте, если бы такое случилось в каком-нибудь европейском городе», – говорит Мирьяна Сполярич, президент Международного Комитета Красного Креста. Она посетила Восточный Чад, чтобы рассказать мировой общественности об острой нехватке средств для оказания гуманитарной помощи жертвам этого кризиса.
Из-за резко увеличившейся численности населения цены на продукты питания возросли многократно, а службы жизнеобеспечения, например отвечающие за водоснабжение или оказание медицинской помощи, оказались перегружены, при том что и до наплыва беженцев они едва справлялись.
Сомейя была беремена, когда ей с детьми пришлось бежать из своей деревни в Западном Дарфуре. «Они убили моего отца в мечети после вечерней молитвы, – говорит она, баюкая на руках ребенка в тени растянутого над головой брезента. – Когда я об этом узнала, сразу же бросилась туда. Он умер у меня на руках. Мой муж всегда на работе, поэтому папа был моим детям как отец».
Сомейя с детьми шла пешком и провела в дороге много часов, а когда добралась до Адре, потеряла сознание и рухнула на землю. После этого несколько дней ей было плохо – страх и истощение сделали свое дело. Через месяц под брезентовым навесом у нее родилась девочка, и почти сразу же ей пришлось искать работу, чтобы прокормить четверых детей.
«Я пробовала работать на стройке, но это было тяжело, и мне не разрешали кормить ребенка грудью, – говорит Сомейя. – Сейчас я стираю у людей на дому. Они не против того, что я прихожу к ним с ребенком». Она уходит на работу рано утром, а на заработанные деньги покупает продукты питания, которых хватает на день.
Сомейя занималась росписью хной. Она рассказывает, что в Дарфуре ее семья жила хорошо, у них было достаточно еды. Но в лагере беженцев она столкнулась с другой реальностью, и в какой-то момент из-за недоедания у нее пропало грудное молоко.
Пока Сомейя работает, ее дети ходят за водой. Это долгое и утомительное занятие, поскольку воды здесь не хватало еще задолго до наплыва беженцев. В пять утра уже выстраивается длинная очередь из канистр и пластиковых ведер. «Я оставляю там канистру и примерно каждые два часа возвращаюсь, чтобы не пропустить свою очередь», – говорит 17-летняя Зухал, соседка Сомейи по лагерю беженцев.
Ежедневная борьба за выживание отвлекает от воспоминаний о пережитых ужасах и поиска ответов на вопросы о будущем. Дома в Судане Зухал жила в Эль-Генейне, училась в школе и помогала маме с сельскохозяйственными работами. Но это было до того, как ей пришлось спасаться бегством. «Мы добрались сюда ночью, шли босиком. По дороге я видела убитых людей», – говорит Зухал.
Эта девочка-подросток надеется переехать к дяде, который живет в Гедарефе на востоке Судана. Она постоянно звонит ему, пользуясь услугами телефонной связи, которые предоставляет Красный Крест, но пока безрезультатно.
Большинство женщин в лагере беженцев лишь пожимают плечами в ответ на вопросы о том, на что они надеются. Кажется, что надежда – самая большая из перенесенных ими утрат.
«Я не знаю, что мне делать, – говорит Сомейя. – В лагере жить трудно, но мне некуда возвращаться. Мой дом сгорел. Я потеряла все, что у меня было. Даже если я смогу вернуться, все придется начинать сначала. Это нелегко».